Сапфировый волк - Валерия Горбачева

– Сроки известны давно, могли уже давно и начать, – в голосе директора появились раздраженные нотки, он явно нервничал.

– Две работы – «Портрет художника» и «Сапфировый волк» – придется снимать с экспозиции, оголится действующая выставка. Хотелось бы сделать это в последний момент, – это Никольский из художественного отдела пытается поддержать Сан Саныча.

– Вот эти две работы и оставьте напоследок, а другие начинайте упаковывать!

Напряжение нарастало. Создавалось впечатление, что директор должен что-то сделать, но не может или не хочет. Должно что-то произойти, должно.

– И последнее, – директор, глубоко вздохнув, поднимает голову и обводит присутствующих тяжелым безрадостным взглядом, – с сегодняшнего дня исполняющей обязанности заведующей фондами вместо Екатерины Андреевны, – еще один вздох, как перед прыжком в воду, – назначается Ирина Леонидовна Петрова.

Ошеломленное молчание.

– Всем спасибо, – директор даже не заканчивает свою любимую фразу знаменитым «все свободны», он чертит что-то на листе бумаги и ни на кого не смотрит. Мы тихонько выходим из кабинета.

Новость распространяется моментально. Почему-то всех она приводит в недоумение, хотя Ирина Леонидовна вроде бы знающий, опытный музейщик, пусть и работает у нас недавно. Наверное, дело в том, что в нашем музее отношение к фондам какое-то особенное. Все сотрудники были уверены, что Екатерина Андреевна будет работать вечно, и что заменить ее просто невозможно. Подменить ее – на время! – может еще кто-то из старой гвардии, из тех, что прошли с ней огонь и воду, выжили в сыром холодном подвале, где раньше помещались фонды, вынесли переезд из старого здания, когда буквально на руках переносили все экспонаты, в том числе и неподъемные, выстояли под нападками прежней директрисы, считавшей фондовую работу бесполезной и скучной… так что старая гвардия кое-что знает и понимает, но новый человек, это, знаете ли…

Опасения по поводу новшеств подтвердились в этот же день. Уже через два часа был издан приказ о перемещении и разборе коллекций, находящихся ранее на ответственном хранении у Екатерины Андреевны. Меня это касается почти непосредственно – ведь моя основная работа – учет фондов, значит, мне следить за перемещением, проводить сверку наличия, уточняя соответствие номеров и предметов, проверять, искать и прочее, прочее, прочее… Искать… Почти автоматически я отмечаю, что параллели музейных и самолетных событий продолжаются. Вспомнив про самолет, я чувствую холодок, но стараюсь не замечать его. Это был сон, только сон.

День проходит в разговорах и обсуждении новостей. Каждый считает своим долгом зайти и высказать свое мнение. Кто-то возмущен, кто-то удивлен, кто-то доволен. У меня много работы, но я продолжаю отвечать, обсуждать, соглашаться и успокаивать. Телефонный звонок спасает меня от очередной бурной речи очередного сотрудника.

– Наталия Владимировна, здравствуйте, это Светлана из исторического отдела, мне необходимо уточнить несколько номеров по Вашим книгам, когда можно подойти? – люблю я работать с историками. Никогда не сваливаются как снег на голову, сначала позвонят, уточнят, есть ли у меня время ими заняться, и могу ли я им помочь. Приятно мне и удобно им, потому что если уж мы договариваемся, то я всецело занимаюсь только их проблемами.

– Здравствуйте, Светлана, рада Вас слышать, давненько Вы у нас не появлялись, – наши историки располагаются в другом здании, поэтому видимся мы далеко не каждый день, – много у Вас номеров?

– Немного, – смеется Светлана, – десятка два!

– Да уж, прилично накопили, – я притворно вздыхаю, – давайте завтра, удобно Вам?

– Я вообще хотела договориться на следующую неделю, – в голосе Светланы звучат извиняющиеся нотки, – на этой неделе у меня выездные лекции…

– Хорошо, – я смотрю свой календарь, – давайте в следующую среду, с утра.

Следующий звонок напоминает о выставке в Риге.

– Наташа, Вам уже приносили исправленные списки работ? – это главный хранитель беспокоится.

– Не только списки, но и акты уже готовы, я только что их просматривала – там теперь все в порядке: рядом с фамилией Верещагина стоит знак вопроса.

Эти списки переделывались уже в третий раз. Сначала увеличилось количество работ, отправляемых на выставку – устроители разрешили, затем выяснилось, что у нескольких картин перепутаны размеры – секретарь поторопилась, а теперь вот забыли поставить знак вопроса около фамилии Верещагина. Картина «Сапфировый волк» – одна из самых интересных работ этого замечательного художника. В сюжете нет ничего необычного: на заснеженной лесной поляне возле двух берез остановился крупный волк. Он смотрит насторожено прямо на зрителя, слегка наклонив голову. Очень просто. Но цвет! Синий снег, темно-синие тени деревьев, на густой серой шерсти зверя драгоценными сапфирами блестят снежинки. Весь воздух картины пронизан необычным синим светом. То ли ранний зимний вечер, то ли позднее утро. Но главное, говорят, что при особом освещении и при особом ракурсе, глаза волка блестят, но не желтым, не зеленым, не красным, а синим огнем! Не знаю, мне не удавалось это увидеть, но говорят… Удивительная картина! К сожалению, авторство Верещагина не подтверждено официальной экспертизой, поэтому во избежание недоразумений уже двадцать лет просто ставят знак вопроса около фамилии художника – и вопросов нет.

Спустившись в фонды в конце дня, чтобы уточнить наши дальнейшие совместные действия по передаче, я с удивлением узнаю, что разбор уже начат. Рабочие носят огромные скульптуры, сотрудники переставляют с полок предметы помельче.

– Почему не пригласили учет? Кто составляет описи? – мои вопросы почти риторические, но ответ от Ирины Леонидовны я получаю:

– По приказу директора мы все сделаем сами, в учет предоставим уже готовые акты передачи.

Заведующая фондами мне не подчиняется, поэтому я молча ухожу. Разговор с нашим общим начальником – главным хранителем – ни к чему не приводит. Она только разводит руками и говорит, что приказ директора обязывает осуществить разбор и передачу фондов в кратчайшие сроки, а если сразу проводить и сверку, то все затянется на неопределенный срок, а с фондами надо работать, предметы выдавать на выставки и исследователям, кто-то должен это делать, а сверку проведем потом, когда…

Дома я выплескиваю накопившиеся за день эмоции. Часа полтора муж и мама сочувственно выслушивают как можно и как нельзя вести разбор фондов, какие документы должны быть оформлены, как должен вести себя в этой ситуации главный хранитель и что я думаю вообще по поводу всей системы хранения фондов. Звонок брата останавливает меня, мне становится стыдно, и я переключаюсь на проблемы домашние. Вечером, лежа в кровати, я опять начинаю «заводиться», вспоминая свой разговор с главным хранителем. Злюсь я в основном из-за собственного бессилия, из-за того, что ничего не могу изменить, ну не в министерство же писать, в самом деле… Пусть будет как будет, мне же работы меньше – пытаясь таким образом себя успокоить, я долго ворочаюсь и наконец засыпаю.

Просыпаюсь я с чувством ожидания чего-то нового. Кабина пилотов меня совсем не удручает, напротив, я даже испытываю легкое удовольствие оттого, что не надо решать музейные проблемы. Сегодня я ухожу из самолета. Я иду искать помощь, но сначала мне надо решить, в какую сторону двигаться. Я не знаю где я, поэтому можно даже просто бросить жребий. «Мы не будем полагаться на случай, мы пойдем логическим путем» – так, кажется, звучит классическая фраза. Ну что ж, пойдем вместе. Мне становится весело. На севере холодно, на юге жарко. Восток – это рождение солнца, запад – это… никаких ассоциаций у меня в этот момент не возникает, и я принимаю решение. Я иду на восток. К солнцу. Наверно, я должна была бы остановиться на краю поляны, чтобы бросить прощальный взгляд на самолет, немного постоять в задумчивости и только потом, решительно повернувшись, бодро зашагать навстречу новому неизведанному пути, но я легкомысленно пропустила первую часть. Я просто ушла, не оглядываясь и не задумываясь. Чужой лес встречает меня сумраком, утреннее солнце лишь слегка пробивается сквозь густые заросли. Идти мне не очень легко, ведь нет даже намека на какую-нибудь тропинку, но и прорубать заросли кустарников или лиан, как это показывается в фильмах про джунгли, мне, к счастью, не приходится. Постоянно сверяясь с компасом (будем надеяться, что здесь нет никаких аномалий!), я старательно обхожу деревья и разросшиеся кусты. Почему-то мне кажется, что я очень скоро выйду к какой-нибудь деревушке или наткнусь на дорогу, ведущую к людям. Эти мечты поднимают мне настроение, я иду довольно быстро, хотя иногда останавливаюсь поглядеть на ярких птиц или красивых бабочек. Диковинные растения тоже привлекают мое внимание, на некоторых из них есть ягоды, но я не рискую их пробовать. В общем-то я знаю, как вести себя в лесу. Еще в школе мы с братом увлекались туризмом и в походы ходили регулярно: спасибо нашему дяде – руководителю нашего городского туристического центра. А когда повзрослели – я от походов как-то отошла, а брат увлекся охотой. Я вдруг вспомнила, как первый раз попросила брата взять меня на охоту. Когда я робко выразила свою просьбу, брат немного призадумался, но, к великому моему изумлению, не отказал. Сказал, что подумает. А через день позвонил и сказал, что в субботу организуется охота, и если я не передумала и хочу испытать все тяготы охоты с собаками, они готовы меня взять. Как я могла передумать, даже смешно, такой шанс!